Радуючи глаз та зачіпаючи душу (рос.)

Масштабный, занимающий три этажа проект Олафура Элиассона «Твое эмоциональное будущее» и небольшая, но насыщенная экспозиция Арсена Савадова «Blow-ир» отличаются друг от друга не только размерами, но и предысторией. Савадов показывает в основном уже знакомые публике фотополотна последних полутора десятков лет, а Элиассон большинство представленных работ создал специально для PinchukArtCentre. «Когда-то здесь была гостиница, — говорит он, — и этим объясняется приятный домашний масштаб помещения. Я попытался выстроить диалог с этим особенным, уютным ощущением».

Кроме того, Элиассон и Савадов — очень разные художники, типичные для тех географических и культурных пространств, которые они представляют. Европеец Элиассон, судя по его произведениям, верит: несмотря ни на что, мир и мы в нем движемся к лучшему. Поэтому его искусство просто, доступно и прозрачно как вода, которую он часто использует в своих работах в качестве одного из главных материалов. Украинец Савадов, как и положено зрелому художнику постсоветского пространства, скептичен (даже циничен) по отношению к человеку, миру и истории, а его произведения пронизаны мрачноватыми реминисценциями разных культурных эпох.

Талантливые или умные?

У выставок двух непохожих друг на друга художников есть одна общая черта — они ориентированы в первую очередь на то, чтобы воздействовать на эмоции посетителей. И это очень важно, поскольку главная беда современного искусства состоит как раз в том, что оно нередко апеллирует к интеллекту, и в таком случае зачастую кажется человеку «неподготовленному» скучноватым.

Впрочем, насчет «неподготовленности» далеко не всё ясно. Иконописцы Византии и Древней Руси писали свои иконы для простых верующих. От зрителей картин художников эпохи Возрождения требовалось лишь знание Библии и мифологии, что в те времена было для образованного человека само собой разумеющимся. Импрессионисты стремились передать в своих полотнах непосредственные зрительные ощущения от окружающей действительности. Сюрреалисты ориентировались на прямую противоположность интеллекту — подсознание. Так что требование интеллектуальной «подготовленности» от зрителя — выдумка второй половины XX века. А возникла она по одной простой причине.

Большой талант встречается в природе гораздо реже, чем ум и сообразительность. Вплоть до второй половины XX столетия путь в искусство, в частности, изобразительное, был для людей умных, но бесталанных, закрыт. И сие было для них тем обиднее, что именно в то время стало ясно — искусство может приносить своим создателям не только славу, но и большие деньги. В результате наряду с настоящими художниками, которые, пытаясь раздвинуть горизонты искусства, создавали некие вспомогательные теории, возникли их антиподы. То есть люди, которые сначала придумывали теории, а потом иллюстрировали их в меру своих сил. Возникли даже целые художественные направления, в первую очередь концептуализм, в котором картина или инсталляция оказывалась в роли приложения к объясняющему ее тексту. Упрощенно говоря, во второй половине прошлого века на смену гениальным, но косноязычным художникам пришли говорливые интеллектуалы, объясняющие, почему то, что они сделали, гениально.

Зритель в этой ситуации оказался бесправным участником игры. Если он говорил, что полотно или инсталляция не вызывает у него эмоционального отклика, ему объясняли: современное искусство воздействует прежде всего на интеллект. А если он решался сказать, что его интеллект в данном случае тоже бездействует, ему говорили — ничего страшного, бывает, вот вам сопроводительный текст, там всё разъяснено и разложено по полочкам. При этом как-то забывалось, что искусство, равно как и жизнь, становится без эмоций невыносимо скучным.

Красота и простота

А вот на выставке Олафура Элиассона скучать не приходится. Художник, что называется, берет зрителя за душу, причем часто за счет очень простых средств. Вот, например, инсталляция с коротким названием «Счастье» — абсолютно темная комната, одна из стен которой перерезана по горизонтали узкой светящейся щелью. Заглянув в эту щель, видишь на уровне глаза темно-синюю пластиковую поверхность, на которой в ярко освещенном пространстве лежит что-то вроде облака, состоящее из обыкновенных мыльных пузырей, переливающихся разными цветами. Через некоторое время замечаешь, что облако постоянно меняет форму— повинуясь воздушному потоку скрытого вентилятора, некоторые пузыри отрываются, взлетают вверх, парят или танцуют в воздухе, а им на смену откуда-то из черноты появляются другие. И в душе действительно возникает ощущение счастья — то ли потому, что вспоминается беззаботное, как только сейчас понимаешь, детство, то ли просто из-за созерцания красоты.

Оборудование, при помощи которого всё это делается, несложное — флуоресцентное мыло, прибор для мыльных пузырей, вода, пластик, вентилятор и т. д. А изюминка — в гениальной догадке художника показать эту картину через щель-амбразуру: мы как бы видим мир, недоступный нам в реальной жизни, и оттого еще более прекрасный. Найдется тут простор и для глубокомысленных толкований — можно, например, говорить о том, что мыльные пузыри иллюстрируют иллюзорность и недолговечность счастья. Однако такого рода мысли приходят в голову уже потом, а в момент непосредственного созерцания испытываешь просто чистую эмоцию, яркую, как эти мыльные пузыри.

В отличие от компактного «Счастья» инсталляция «Твое слепое движение» занимает целый зал с укрепленными на потолке цветными флуоресцентными лампами, свет которых делит помещение на три сектора — красный, зеленый и голубой. Всё это пространство заполняет плотный туман, создающийся при помощи специальной машины. Посетитель, идущий по залу, четко видит объекты на расстоянии примерно метра, а дальше всё размывается и становится призрачным. Но главная изюминка не в этом, а в том, что цвет тумана зависит от того, в каком секторе ты находишься. Под красными лампами, например, интенсивность красок окружающего сплошного алого пространства такова, что поневоле чувствуешь себя так, как будто тебя в некоем непроницаемом для жара скафандре поместили внутри Солнца. Ощущение, прямо скажем, фантастическое и слегка пугающее.

А вот — инсталляция, дарящая, как и «Счастье», созерцание чистой красоты. Тоже черная комната, но на сей раз вытянутая в длину, и в этой абсолютной темноте — нечто вроде подиума с полутора десятками освещенных стробоскопами водяных фонтанов, причем самых разных. Тут и привычные стремящиеся вверх струи, и водяные ажурные стены, и зависшие в воздухе водяные тарелки, края которых обламываются и стекают вниз, и многое другое. Потоки воды, составляющие эти фонтаны, тоже разные — сплошные, прерывистые, разделенные на мелкие бусинки или крупные горошины, а то и просто мелкая водно-воздушная взвесь. Благодаря яркой узконаправленной подсветке (над каждым фонтаном — свой стробоскоп) капли воды сверкают в черноте комнаты как драгоценности, а прерывность света придает всей этой картине и вовсе необычный, фантастический характер. Недаром инсталляция называется «Модель для вечного сада», что сразу напоминает о саде райском.

Играет Элиассон не только со светом и темнотой, но и с пространством. Прежде всего — при помощи зеркал, как, например, в инсталляции «Твой звездный дом», где посетитель, зайдя в нечто вроде большого многогранного кристалла, каждая грань которого изнутри обшита зеркальной фольгой, видит многие десятки отражений себя и окружающего его пространства в самых разных ракурсах — сбоку, снизу, сверху, вверх ногами и пр. Уже через несколько секунд уверенность в том, что на свете существует одно единственно «правильное» отражение мира, улетучивается. И понимаешь, почему дом — «звездный»: ведь в открытом космосе, в отличие от земли, нет верха и низа, и потому все ракурсы, с которых мы наблюдаем объекты, равноправны.

Контакт через шок

После 16 инсталляций Элиассона, каждая из которых занимает отдельное помещение, небольшой зал с работами Арсена Савадова смотрится эдаким диссонансом — как будто после искристых мелодий Моцарта или Вивальди тебе вдруг дали послушать «Военный реквием» Бриттена. В «Blow-up» вместе с новыми работами художника представлены некоторые из самых шокирующих его фотосерий. То модели в купальниках позируют на кладбище («Караимское кладбище», 1997 год), то голые натурщики с бычьими головами разгуливают на бойне («Коллективное красное», 1998 год), то трупы из анатомического театра рассажены в реальных интерьерах («Царство мертвых», 2001 год). По словам самого художника, это объясняется тем, что в те годы иначе «достучаться» к украинскому зрителю было невозможно. Говоря другими словами, работы Савадова тех лет шокировали зрителя не ради самого шока, но для установления контакта с ним. То есть контакт между художником и зрителем устанавливается благодаря не интеллекту, а возбужденным произведением чувствам.

Олафур Элиассон в ответ на вопрос «Эксперта», какую роль, по его мнению, могут и должны играть эмоции в современном мире и, в частности, искусстве, ответил так: «Наше общество основано на рационализации, систематизации, стандартизации. Мы стараемся сделать мир более эффективным, практичным, таким, который можно посчитать. В таком мире основываться на эмоциях рискованно. И всё-таки я думаю, что у эмоциональной парадигмы есть большой шанс. Например, вы, средства массовой информации, во всём мире эксплуатируете эмоции читателей. Эмоции — это то, что связывает людей между собой. Нельзя, например, быть ответственным по отношению к другим, не будучи эмоциональным, потому что ответственность — это не теория, а чувство, которое так и называется — чувство ответственности. И этот пример можно наложить на политику, рынок и другие сферы человеческой деятельности».