Жизнь на дне коробка (рус.)

В работах украинских художников, представленных на экспозиции киевского PinchukArtCentre, социальный критицизм соседствует с надеждой, а вековые стереотипы доводятся до абсурда

В PinchukArtCentre — осенняя премьера. БОльшую часть многоэтажной экспозиции центра современного искусства занимают работы двадцати номинантов премии PinchukArtCentre. Эта награда предназначена для молодых украинских художников до 35 лет (главная премия — 100 тыс. гривен, специальная — 25 тыс., приз общественности — 10 тыс.). Тут же — персональная выставка бразильянки Синтии Марселе, обладательницы главной премии Future Generation Art Prize 2010, международной премии для молодых художников, номинанты которой выставлялись здесь в прошлом году. Еще одна персональная выставка открыта в рамках пространства PAC-UA — прижизненный классик современного украинского искусства Александр Ройтбурд презентует проект «Если в кране нет воды». И, наконец, в проекте «Коллекционная платформа 2: Циркуляция» представлена обновленная экспозиция избранных произведений суперзвезд украинского и международного contemporaryart, включая Дэмиена Хёрста, Сэм Тейлор-Вуд, Андреаса Гурски, Маурицио Каттелана, Бэнкси, Такаши Мураками, Бориса Михайлова и др.

Два полюса одного мира

Начнем с номинантов молодежной премии. Правда, тут, как обычно в таких случаях, возникает вопрос, насколько точно понятие «молодой художник» определяется возрастом. Например, Пабло Пикассо, если гипотетически представить его участие в каком-нибудь конкурсе «для тех, кому до 35», мог бы представить на него все картины «голубого», «розового» и кубистического периодов в своем творчестве — эдак на миллиард-другой долларов по нынешним ценам. А Поль Гоген, напротив, оставался молодым начинающим художником до 43 лет, пока не уехал на Таити и не нашел там свой собственный живописный стиль, который сегодня знает весь мир. Впрочем, помимо творческого мастерства и количества прожитых лет, возраст художника можно определять и степенью его политической ангажированности — молодые, как правило, острее воспринимают социальные проблемы.

Самая радикальная в этом смысле из выставленных работ — «Захват» — принадлежит самой юной 20-летней участнице конкурса Алине Клейтман. Это фотообои, которыми оклеена маленькая, тускло освещенная комнатка за ширмой в углу одного из залов. Зашедшему в нее посетителю ударяет в нос смрад от окурков и мусора, разбросанных на полу. Такие же окурки, мусор, пустые пластинки от таблеток и прочая дрянь в изобилии присутствуют как фон на фотообоях, где главное место занимают несколько спящих полуголых девиц. Обнаженные места разукрашены большими матерными надписями, дающими барышням неприглядные характеристики и объясняющими, что и как с ними можно делать.

Грустно, что молодая и талантливая девушка видит жизнь именно такой. И, конечно, не хочется становиться в позу функционера советских времен, который, увидев в мастерской живописца нечто подобное, восклицал: «Но ведь есть в нашей жизни и много хорошего! Почему же вы его не рисуете?» Однако проблема всё-таки существует. Она — в позиции художницы, снявшей своих героинь в сугубо отстраненной манере, не проявив к ним ни малейшего сочувствия и не попытавшись вызвать таковое у зрителей.

Противоположную позицию по отношению к тому же миру занял 25-летний художник Гамлет Зиньковский (кстати, как и Алина Клейтман, харьковчанин). Герои его тысячи нарисованных на клочках бумаги карандашных портретов — обычные люди, которых он видел на улицах, вещевых рынках, в маршрутках. Серые, ничего не выражающие хмурые лица напоминают физиономии монстров из фильмов ужасов 1930-х годов. Каждый из клочков-портретов уложен на донышко пустого спичечного коробка (отличная метафора — ибо трудно придумать предмет дешевле и пустячнее), и вся эта тысяча коробков приклеена к стене небольшой круглой комнаты. В центре комнаты — стол с раскрытой книгой, каждая из страниц которой отведена под один портрет, аналогичный тем, что висят на стенах, и придуманную Зиньковским историю жизни того, с кого он был нарисован (проект так и называется — «Книга людей»). Очень важно, что в каждой из этих рукописных историй, как бы страшны и хмуры ни были ее герои, обязательно есть какая-то смягчающая нотка, рассказывающая об их увлечениях, наивных детских и романтических взрослых мечтах. Художник как бы дает каждому из своих персонажей надежду на другое будущее. Тут вспоминается знаменитая фраза опустившегося на самое дно жизни отставного чиновника Мармеладова из «Преступления и наказания» Достоевского: «Всякому человеку надо, чтобы хоть куда-нибудь можно было пойти!» Вот и Гамлет Зиньковский дает своим персонажам хотя бы один шанс на выход в другую, более счастливую, жизнь.

Неудобная правда и ее имитация

Между двумя этими полюсами, безнадегой «Захвата» и шансом на надежду «Книги людей», помещаются на шкале эмоционального воздействия на зрителей остальные работы номинантов. (На конкурсной выставке есть и произведения концептуального характера. Но год за годом разгадывать заданные разными художниками интеллектуальные ребусы, за которыми, как правило, не стоит особо сложная или оригинальная идея, скучно. А вот эмоции никогда не надоедают.)

Ближе всего к «Книге людей» на этой шкале можно поместить работу 35-летней одесситки и парижанки Наташи Шульте «Без названия». Это большие фотографии ребятишек из детских домов. Некоторые из них сняты дважды: первый раз — в обычной детдомовской одежде, второй — в праздничной. Человек, который этих снимков не видел, скорее всего, предположит: «Как, должно быть, радостно менялись лица ребятишек, надевших непривычные красивые наряды! Ведь даже мы, взрослые, примерив новую красивую одежду, чувствуем себя совсем иначе». А вот и нет. Как бы ни были одеты ребята, их лица на фото остаются одинаковыми — самоуглубленными и серьезными.

В ответ на вопрос, почему герои ее работ не радуются обновкам, художница ответила, что слишком глубока нанесенная им в раннем детстве травма. Бывает, что даже после усыновления дети не могут забыть, что от них отказались родные папа и мама. Эта неприятная правда и дает надежду. Ведь чтобы приступить к решению проблемы, нужно прежде всего осознать ее глубину. Мы столько раз видели на советском или голливудском киноэкране счастливый исход из детдомовского детства, что поверили в его правдивость. А молодой художник заставляет нас взглянуть на общественную проблему такого масштаба реалистично.

Возможно, кому-то из читателей такое навязывание автором статьи современному искусству общественных функций покажется нарочитым, но эти мысли сами собой приходят в голову во время посещения выставки. Потому что когда молодой художник в одной из беднейших стран Европы занимается «искусством для искусства», выглядит это не совсем органично.

Объясню на одном примере. Раз уж заговорили о детях, на выставке есть еще одна посвященная им композиция — проект и альбом «БДСМ-2222» и «Трогательные моменты» 26-летнего Даниила Галкина из Днепропетровска. Для непросвещенных читателей приведу цитату из Википедии: «БДСМ — психосексуальная субкультура, основанная на эротическом обмене властью и иных формах сексуальных отношений, затрагивающих ролевые игры в господство и подчинение». На первый взгляд это не имеет к детям никакого отношения, однако если вспомнить детские игры, то очень многие из них как раз построены на «господстве и подчинении». При известной доле фантазии художника во многих эпизодах этих игр можно увидеть скрытый сексуальный подтекст, что Галкин и делает.

«Cool?» — спросит кто-то. Да не очень. «Сool» было у Зигмунда Фрейда, когда он сто лет назад в абсолютно ханжеском обществе, где даже о взрослом сексе не принято было говорить, а детей изображали маленькими ангелочками, написал и издал «Три очерка о детской сексуальности». Вот это был настоящий скандал, потребовавший от молодого психиатра незаурядного мужества, ибо он прекрасно понимал, что станет в общественном мнении изгоем. А сейчас художественным высказыванием на данную тему никого не удивишь. Даже если это остроумно и изящно, душа зрителя остается пустой, как при перелистывании гламурного журнала.

«Кругом одни евреи…»

Само название проекта Александра Ройтбурда «Если в кране нет воды» отсылает зрителя к известной пародийной песне Константина Беляева (кстати, как и Ройтбурд, одессита), написанной почти полвека назад, «Евреи, евреи, кругом одни евреи». Ее автор хотя и окончил иняз имени Мориса Тореза, а затем преподавал в вузе номер один, МГИМО, был известен в советское время как подпольный исполнитель «шансона» (в тогдашнем понимании этого стиля). В этой самой знаменитой своей песне он высмеивал антисемитские стереотипы, сконцентрировав их в ставшей афоризмом фразе «Если в кране нет воды, воду выпили жиды». Отсюда и название проекта Ройтбурда.

Художник объясняет это так: «С одной стороны, автор песни заигрывает с антисемитскими стереотипами, для которых всегда было свойственно повсюду видеть скрытых евреев, а с другой — с неким еврейским стереотипом видеть в каждом еврея и глубоко проникаться тем, кто еще является евреем, у кого жена еврейка, и так далее. В песне Беляев доводит это до абсурда, перемешивая настоящих евреев с людьми, которые ими не являются. Например, евреями становятся Хемингуэй, де Голль, Хо Ши Мин, Ленин, Сталин, Хрущев, Горький…»

Использовав аналогичный прием, Ройтбурд нарисовал серию портретов, где в традиционных хасидских одеяниях предстают все четыре «битла», Достоевский, Шевченко, Пушкин, Толстой, Джексон, Уорхол, Ганди и даже братья Кличко. Выглядит всё это иногда не очень органично, но похоже и смешно. Например, замечательно смотрится в хасидском наряде Федор Достоевский — вылитый цадик (святой), как мы его сегодня себе представляем. Кстати, особый комизм этой ситуации придает то, что Федора Михайловича еще при жизни нередко обвиняли в антисемитизме. Органично выглядит в головной накидке хасида и с молитвенником в руках и русский граф Лев Толстой. А хасидский меховой головной убор «штраймл» на голове Тараса Шевченко напоминает папаху, в которой его так любят изображать художники-скульпторы.

Впрочем, по признанию Ройтбурда, постигали его в процессе создания проекта и неудачи. Например, Николай Гоголь, несмотря на свой примечательный нос, хасидом становиться никак не желал — и так им не стал. Но, как ни крути, 50-летний Александр Ройтбурд в этом проекте хулиганит почище «молодых».