Тоні Оурслер: Я допомогаю людям пройти крізь темну вирву (рос.)

Американский художник Тони Оурслер по части визуальной эффектности вполне обойдет тяжеловесы-блокбастеры с конвейера голливудского кинопрома.

Он начал свои эксперименты в 70-е, нынче достиг статуса классика медиа-искусства. Авторская стилистика Оурслера узнаваема: видеоизображение лица или его фрагментов проецируется на скульптуру, в результате возникает новый дивный мир - в той же степени прекрасный, что и инфернальный. Однако обращаясь к чувственному восприятию, он призывает следовать дальше – в пространство рефлексий о развитии технологий и природе человеческого тела и сознания.

"Украинская правда. Жизнь" прошлась по темным лабиринтам выставки Оурслера в PinchukArtCentre и поговорила с художником о том, следует ли его работы считать мистическими, сходстве и различиях религии и искусства, и почему его вдохновляет ужасное при создании произведений.

- Меня всегда занимало различие в работе с движущимся изображением у кинорежиссеров и художников. Ваш подход, как мне показалось, перекликается с экспериментами пионеров кино, с той эпохой, когда на ярмарках появлялись первые киноаппараты, и позже, когда Жорж Мельес создавал свое "Путешествие на Луну".

- Интересно, что у вас возникла ассоциация с Мельесом, я очень много думал о нем, о том, как его эксперименты сказались на том, что мы делаем сегодня. Я тоже изучал историю кино и период, который предшествовал изобретению кино, начиная с камеры-обскуры и заканчивая нашим временем.

У кинематографа интереснейшая история и здорово, когда люди ее знают. Но я думаю, что еще не создана новая история визуального искусства, начиная опять же с камеры-обскуры и заканчивая интернетом. Я решил, что как художник, который занимается видео и мультимедийным искусством, создам хронологию того, как развивалось искусство движущихся образов, начиная от самых истоков до сегодняшнего дня.

В некоторых книгах и публикациях, я делал попытку проанализировать и показать в развитии визуальное искусство. Думаю о том, чтобы издать отдельную книгу. Это будет книга художника об истории искусства. С некоторыми фрагментами уже можно ознакомиться на моем веб-сайте.

- Ежегодно создается множество скучнейшего видеоарта, авторы которого убеждены, что следует создавать концептуальные вещи и обращаться к интеллекту. Вы, наоборот, будоражите воображение, обращаетесь к чувственному восприятию. Создается впечатление, что вы ищите баланс между интеллектуальным и чувственным восприятием.

- В молодости я изучал концептуальное искусство и даже находился под его влиянием. В то же время было впечатление, что часть души разрушается, раздавливается силой интеллекта, попыткой все рационализировать.

Но я всегда чувствовал, что во мне борются два начала. Рациональное, интеллектуальное, аналитическое – с одной стороны. Интуитивное, отвечающее за артистическую, творческую деятельность, – с другой. Я всегда пытался найти баланс, хотя это трудно.

Когда создаются концептуальные конструкты и структуры в искусстве, кажется, что искусство таким образом ограничивается какими-то рамками. Поэтому я всегда беру пример с Балдессари, который является моим любимым художником. Ему удается найти это равновесие. Без интеллекта, безусловно, искусство не интересно, но интеллект только лишь его обедняет. Вот у Балдессари, например, есть еще и какая-то мистическая часть, и они между собой играют, взаимодействуют.

- Что значит "мистическая"? Читала некоторые тексты о вашем творчестве, авторы которых используют словосочетания "мистический опыт". Признаться, это меня ставило в тупик.

- Меня настолько интересует система верований, что я даже изучал историю формирования культов, системы идолопоклонства, религиозные секты. Например, культ кометологов в США. Они верили, что спасение придет к нам с кометой, на которую мы все сядем и умчимся к светлому будущему, в жизнь вечную. Поэтому они совершали самоубийства. Причем это не один человек, не два, а было много последователей этого культа.

Многие культы совершенно нелепые, но, тем не менее, они каким-то образом вербуют адептов. Мне хотелось исследовать, как эти культы формируются, как они структурируются, потому что определенным образом искусство так же работает. Есть определенная структура, помогающая тебе пусть на мгновение, на секунду подняться над обыденностью, над реальностью и посмотреть на мир совершенно с другой точки зрения. Я вижу эти параллели и пытаюсь на их основе тоже учиться.

Меня удивляет, что, к сожалению, люди, включая критиков искусства, часто путают исследовательский интерес к мистическому, культам, архетипам, с тем, что человек, художник, собой представляет.

У меня даже на этой выставке есть определенные работы, связанные с астрологией, с мистическими вещами. Но это не значит, что я астролог или поклоняюсь какому-то культу. Это показывает мой интерес к этой части человеческой культуры. Если, например, мы вспомним Перкинса и его работу в фильме "Психо", где он играет серийного убийцу, - это же не значит, что актер тоже такой.

- С чем был связан такой интерес? Это умозрительный интерес исследователя или была практическая цель, например, секту создать? Судя по силе образов, вам такая задача вполне по силам.

- Нет, я не хочу создавать секту (смеется). Меня в принципе не интересуют последователи. Меня интересуют люди, с которыми можно сотрудничать.

- Не собиралась с вами говорить о политическом, но не удержусь от вопроса. Вы заговорили о сотрудничестве. Вам близок социализм?

- Безусловно. Верю, что наше будущее за просвещенным социализмом. С другой стороны, есть определенное противоречие, потому что я верю в индивидуальность, и художника-творца, и любого человека.

Будем откровенны, будем честны с собой: искусство – это акт индивидуальный. Конечно, есть арт-группы, которые создают интересные работы. Но, в принципе, искусство должно говорить с каждым человеком персонально. Меня интересует, каким образом через искусство человека возвысить, дать ему больше возможностей, сделать его более дееспособным, могущественным.

Да, есть нечто общее между искусством и религией, но есть и то, что искусство, по крайней мере поп-арт, отличает от религии. Религия стремится к власти над тем, кто участвует, - зрителем, верующим. С моим искусством наоборот. Я ценю возможность для человека сформировать собственное мнение.

Будучи однажды созданным, произведение искусства начинает жить своей собственной жизнью. У каждого человека будут разные ассоциации и эмоции. Мне интересно узнать, как это работает, у кого какие ассоциации произведение искусства вызывает.

- Как мне видится, ваши произведения интересно рассматривать в разных контекстах. Например, психоаналитическом. Но не менее занимательным мне представляется контекст буддийской иконографии. Вас не приглашали буддисты оформлять храмы?

- Хотел бы, чтобы пригласили! Меня всегда поражали и зачаровывали буддийские танка. Они используют эти работы для того, чтобы проводить медитацию. Во всяком случае, тибетские буддисты в своих медитациях сосредотачиваются на какой-то точке, мысленно входят туда и потом путешествуют по лабиринтам этой работы, по разным мирам. Для меня – это наивысшее стремление художника, когда можно с помощью своей работы позволить людям входить в разные миры.

С другой стороны, психологи и психиатры тоже так работают. Они начинают путешествие по вашем сознанию, предсознанию, бессознательному, их интересуют ваши детские воспоминания… Психоаналитики, во всяком случае, это делают.

Очень интересно, что вы свели воедино в одном вопросе психоанализ и буддизм, потому что мне хотелось бы посмотреть, как можно объединить практику хождениями по лабиринтам буддийских танка во время медитации, и психоанализ как его понимали Фрейд, Юнг, психиатрические и психофизиологические аспекты. Насколько много вселенской общности между анализом миров и анализом человеческого сознания.

- Вы говорили, насколько важны технологии, как они могут менять общество. Если грядущая биологическая революция позволит менять структуру тела, вы ею воспользуетесь? Наблюдая за вашими работами, я думала, "интересно какие части тела он захочет отрастить"?

- Мне очень интересно знать, что нас ждет. Моего брата, например, очень интересует вопрос "как долголетие скажется на человечестве". Меня завораживает то, как взаимодействуют человек и машина, технология и биологическое человека. Так я и работаю: сначала меня что-то завораживает, что-то удивляет, я на нем концентрируюсь и разрабатываю тело идеи, работаю с этим. Потом двигаюсь дальше, если меня начинает что-то другое интересовать. Иногда я возвращаюсь к тому, с чем работал раньше. Телесность меня действительно очень интересует.

- Вы производите впечатление человека доброго и уравновешенного. Тем не менее, я думаю, что многим зрителям ваши работы покажутся инфернальными, пробудят в них забытые детские страхи. Почему вам нравится работать с тем, что людей пугает?

- Вопрос связан с тем, что я нынче переживаю. Недавно прочитал книгу, в которой речь идет о том, что вся жизнь – это один нарратив, начиная с самых простых вещей, отраженных детских стишках и сказках.

Вспомните сказки братьев Гримм, украинские, русские народные сказки – там сплошное насилие и убийства. С другой стороны, в Америке, когда экранизируют такие сказки, все жестокое убирают, оставляют только красивую историю. Обратите внимание на игры детей, обнаружите все ту же жестокость: они берут в плен, ранят, убивают, то есть, это часть жизни, которую нельзя обойти.

Весь нарратив, который мы наблюдаем в жизни, состоит из отдельных эпизодов: травматического опыта и попытки его преодолеть. Возможно, в моих работах люди увидят нечто похожее. Это нарратив жизни. Людям нравятся темные стороны, но они предпочитают наблюдать за ними в виртуальном мире. Они любят фильмы ужасов, боевики, где много убийств. Им нравится насилие на экране, но они не хотели бы повторения таких событий в их собственной реальной жизни.

Быть может, показывая такие вещи, я помогаю пройти людям сквозь темную воронку. Это не значит, что я настаиваю, чтобы они избегали темных, неприятных сторон жизни. Но, возможно, я даю им отдушину, где они могут уйти от темного и в реальной жизни увидеть светлое.